Гордость и предубеждениеАвтор: Аino Justice & Night Lady Бета: Addi Пейринг: Оливер Вуд/Маркус Флинт Рейтинг: R Жанр: drama/romance Саммари: пари заключают только равные Предупреждение: некоторое AU и ООС. Дисклеймер: авторы на собственность Роулинг не претендуют. Размещение: с разрешения автора |
|
Резкий свисток, казалось, разорвал ему перепонки. Мадам Хуч звучно крикнула: «Ничья!» И мир вокруг остановился. «Интересно, что будет, Вуд, если я тебе не подам руки перед следующим матчем?» - ухмыляется Маркус Флинт, - «Небось, не будешь знать, куда от стыда деваться». Сплюнув с глубочайшим отвращением, он набросился на Малфоя, но во время остановился, вспомнив, что его отец недавно преподнес команде весьма щедрый подарок. - Твою мать! Что за хрень! «В голове не укладывается! Ничья! Они были так близки, каких-то жалких десять очков, и Поттер поймал снитч, и почти конец игры! Какое удовольствие было бы посмотреть на перекошенную физиономию Флинта. И...»: - Поттер!!!!! Мать твою, придурок! Какого дьявола! А ты, Уизли!!! Куда ты смотрел! - «Ни-чья! Поверить не могу!» -- Опозорились! И перед кем? Жалкими слизеринскими кретинами! О чем ты думал, дебил, растяпа! Десять очков! ДЕСЯТЬ!!!! - Мерзавец! Это все Поттер! Он мешал поймать снитч Драко! Все его защищают! Что вы на меня уставились! Идиоты... А ты, Вуд, вообще зря радуешься! Оливер слышит свое имя с другой стороны поля. «Только у него такой противный голос, как скрип ржавого люка. Пропитый, как у алкоголика. Мое имя… Он!»: - ЧЕГО?!!!! Чего ты там пропищал, Флинт, мать твою?!!! Что ты там лепечешь слизняк! Иди сюда и скажи мне это в лицо, трусливая скотина!!! - «Мерлин, как я тебя ненавижу, лохматая мразь! Идет, вразвалочку. То же мне, герой! Корявый увалень!» - Ну ладно, гриффиндорская тварь! - отталкивает тех, кто пытается его удержать, - Кто у нас вопит громче всех!? - подходит совсем близко, глядя на него исподлобья и сжимая кулаки. - Хочешь продолжить свою грязную игру один на один? Среди игроков Слизерина раздается довольный смех и радостные крики. Они все только и ждут, чтобы он ему вмазал как следует. - Я вижу кое-кто того и гляди, обделается от страха…, - смех становится еще громче, - и это, кажется капитан гриффиндорцев! «Ну, все, мразь лохматая!» - Один на один, говоришь, урод?!!! Я покажу тебе, кто тут обделался!!! – Вуд рвется вперед, - Скотина! Дай только достану тебя, сволочь! – он пытается вырваться из удерживающих его рук, - Пустите меня! ФЛИИИНТ!!! Трусливый слизняк!!! - Ну что ты так дергаешься, Вуд, нервный что ли? Или загрустил о мамочке? Да-да, тебе ж некому сопли вытирать! – Флинт оглядывается вокруг, - Все слышали?... Этот сопляк хочет чего-то один на один, - в ответ раздаются возмущенные, гневные восторженные крики вперемежку со смехом. - Так что же хочет наш птенчик один на один? - снова сплевывает и смотрит прямо в перекошенное от ярости лицо Вуда, - По-моему, он хочет, чтобы я разукрасил его смазливую мордашку да, Вуд? Я угадал? «Нуууу все!» Флинт закашлялся, прижатый всем весом Оливера к земле. Ладони изо всех сил сжали его горло, Вуд пытается пнуть его под ребра, а где-то за спиной, сверху крики переходят в оглушительные вопли, начинается настоящая драка. - Ах ты, тварь! Кого ты раскрасить собирался, ублюдок?! Отвечай! - он трясет Флинта за шею, ударяя головой о землю. - Хочешь один на один, мразь?!! Я устрою тебе один на один! Я вырву твои кишки и намотаю их на твою метлу! В ответ Флинт неожиданно хватает его за плечи так, что кости хрустят, и притягивает к себе: - Вуд!! Ты полез на рожон, скотина! Хочешь драки, идиот? Будет тебе... – его темные блестящие от гнева глаза встречаются с томными серыми глазами Малфоя, всего лишь один совершенно непристойный жест рукой. Флинт прищуривается и тянется к Вуду, прижимая его к себе, не давая оттащить его всем собравшимся вокруг. - Гриффиндорский ублюдок! – он внезапно переходит на шепот. - А, может тебя просто некому хорошенько оттрахать, Вуд? Признайся... хочешь почувствовать мой член в своей заднице? Оливер на мгновение цепенеет. Дикое напряжение сковывает, изламывает руки, до боли вцепившиеся в волосы Флинта: - Ч-чего? От растерянности он забывает обо всем, об игре и драке. Но почти сразу же на смену изумлению приходит животная ярость, испепеляющая, необузданная: - Ах, ты...- вместо продолжения звериной силы удар в челюсть.- МРАЗЬ! Гадина! Тварь! - «Ненавижу...ненавижу...ненавижу» - Как ты смеешь! Их, наконец, разнимают: слышен голос МакГоналалл, требующей, чтобы все немедленно разошлись и не смели больше произносить ни слова. Флинт поднимается с земли и снова сплевывает на этот раз кровью, вытирает губы рукой в перчатке и, глядя на пылающее возмущенное лицо Вуда, продолжает улыбаться: в глазах гриффиндорца – то ли испуг, то ли глубочайшее отвращение, он все еще не может опомниться от оскорбления. - Я сказал... один на один, гриффиндорец, если ты не трус, может, сделаем ставки... – но продолжать дальше он не решается, к ним подходит МакГонагалл, Флинт уступает ей дорогу и добавляет, понизив голос, так что его может расслышать только Вуд, - встретимся в раздевалке, если у тебя хватит смелости войти туда! Оливер, хмурясь, смотрит куда-то в траву. Кровь из рассеченных костяшек теряется в зелени ...Зелени. Он вкидывает голову, яркий солнечный свет бьет в глаза. «Жалкая тварь! Слизеринская сволочь!» Руки сами собой сжимаются в кулаки, в правой распространяется почти невыносимая резь. Не говоря ни слова, он швыряет метлу, и, выхватив у Анджелины бланджер, идет в направлении трибун. «Я тебе устрою...Мы еще посмотрим, у кого кишка тонка, гнида...» Флинт разоблачается в раздевалке в присутствии Малфоя и еще пары игроков, никто не обращает внимания на появление бледного от бешенства Вуда, за спиной которого мелькает веснушчатая физиономия Фреда Уизли. Маркус продолжает стоять в вполоборота, не подавая вида, что его интересует вошедший, пока тот с грохотом не захлопывает за собой дверь: - Эй, Вуд, у тебя все еще нервный припадок? Поди, прими душ, а то мне кажется, от кого ужасно воняет... Оливер швыряет бланджер, но Флинт успевает увернуться, Малфой вскрикивает, Уизли смеется. «Кретин!!» - Хочешь, чтобы я проломил тебе башку? Иди ближе…- Флинт манит его рукой. - Ну что ты опять трясешься?... Может, ты просто педик? Я тебя возбуждаю, да? - трое слизеринцев громко смеются, а Вуд внезапно краснеет, но сам Флинт вдруг перестает улыбаться... «Что-то не то... мы делаем что-то не то...» Но ему не хочется останавливаться, он и сам не понимает, почему ему доставляет удовольствие издеваться над Оливером, раньше он не питал к нему ничего кроме холодной неприязни... «Мать твою....кретин! Какого хрена он раздевается?!!! Тварь!» Швырнув бланджер, Вуд со странным чувством удовлетворения наблюдает, как Флинт ловко уворачивается. Грациозно, как танцор. «Мразь!» Его начинает трясти от ненависти, такой внезапной, что не остается времени удивиться, откуда она взялась. Он презирал Флинта, считал его полным ничтожество, завистливым бездарем, не способным даже на простейшие трюки в полете... - Педик? Ты назвал меня педиком, Флинт? - «Эти твари ржут вокруг! Убил бы!» Он проталкивается вперед и толкает Флинта в железные шкафчики, где хранится капитанская форма: - Кого ты назвал педиком, ублюдок? - с ненавистью смотрит в сузившиеся глаза слизеринца, - Размечтался! Да если бы и был! Хотеть такого, как ты...- он не успевает договорить, кулак врубается в его живот, - ...У-урод… -
Вуд! Ты мне нравишься! Уизли, ты это слышал? - Маркус говорит, смеясь,
с откровенной издевкой, потом, быстро справившись с минутным замешательством,
протягивает руку и берет согнувшегося от боли Оливера за подбородок, наклоняется
и целует его, успевая довольно чувствительно прикусить нижнюю губу. -
Ну что, ты еще будешь прикидываться, что не педик? - Ладно, будем считать, что у тебя еще остается что-то похожее на честь, если ты не струсишь... - голос Маркуса внезапно становится совсем не насмешливым, даже мягким, - заключим пари, вот и Уизли разобьет нас, а мои ребята будут свидетелями. «Тварь..мразь...» - Пари? - Оливер сам удивился сладости, откуда-то появившейся в голосе. Улыбнувшись и вздрогнув, чувствуя боль в прокушенной губе. «Играть хочешь, грязная сволочь?!» Необычная, незнакомая ломота разливается по телу. Оливер любил секс, девчонки привлекали его своей мягкостью, нежным запахом... Но парни. Он даже не думал о парнях. Никогда. Горячая эрекция от чужого грубого прикосновения отрезвила его помутивший от ярости разум. «Хм...играаать.. - Хорошо, Флинт, - он наклоняется вперед и протягивает руку, с готовностью сжимая руку слизеринца. Большой палец поглаживает шершавую поверхность ладони, колючую, в цыпках. Из груди Маркуса вырывается что-то похожее на урчание, и теперь уже он с удовольствием глядит на изумленное, потерянное лицо Флинта, потом наклоняется к его уху и жарко шепчет, облизывая слова, как плоть: - Ммм...на что будем спорить... У него сводит живот от этого шепота, от близости, которая дурманит и злит одновременно, ему не хочется признаваться в том, что это так, мышцы напрягаются, когда он шумно втягивает воздух и заставляет себя улыбнуться в ответ на неожиданную, едва уловимую ласку: - Да... Вуд... мы будем спорить... на тебя.... - лицо Оливера мрачнеет, и Флинт тут же добавляет, - или на меня, кто проиграет… Все поняли? – он окидывает презрительным взглядом Фреда - В чем дело? Или надо разъяснить? «Мать твою-ю-ю....», - Лоб Оливера покрывается испариной. «Как это....». Вуд никогда ничего не боялся. Возможно, нет, он ненавидел дементоров, боялся Сами-Знаете-Кого... но не других парней, и уж тем более, не Маркуса Флинта. Своего вечного соперника, с третьего курса, ставшего, как и он, капитаном команды своего Дома. Сейчас, когда он смотрит в его злое, какое-то нервное лицо, ему внезапно приходит в голову мысль, что он знает, каждую черточку, каждую морщинку…каждый рубец. И это пугает его так сильно, что холодный пот струится по спине. «Что я делаю...» Презрительный взгляд, которым Флинт награждает Фреда, выводит его из оцепенения: - Да. разбивай Фред...Эта тварь просто умирает от желания быть оттраханной...- Флинт дергается, сжимая его руку до синяков -- ...Хоть кем-то... - А может все наоборот? - Фред пожав плечами, в недоумении смотрит на Вуда, но тот кивает, и он разбивает руки, и только тут оба они отскакивают друг от друга. Флинт выхватывает у Деррека рубашку и поспешно натягивает ее, словно внезапно вспомнив, что слишком долго стоял полуголым перед своим врагом. - Что ты уставился на меня, Вуд? - он снова начинает злиться, теперь уже не на шутку. - Я еще не проиграл! Не хрен пялится на меня как на свою девку! – он забирает мантию и метлу у Драко и проходит к двери мимо Фреда и Оливера, но на пороге все-таки оборачивается. - Я не шутил, тому много свидетелей, если Гриффиндор продует нам следующий матч, ты будешь в моей постели, будешь моим... запомни это хорошенько... красавчик! - Ха! И не мечтай, ублюдок! Лучше трахнуть дементора, чем тебя! – Оливер сам не понимает, зачем он ведет себя так глупо, кричит ему вслед, яростно сдирая заляпанную землей мантию. Его ореховые с прозеленью глаза останавливаются на слизеринцах, и те, невольно хмуро отворачиваются, направляясь к выходу. «Ненавижу!» Он раздраженно пинает скамейку, прежде чем сесть на нее. Дрожащие от бешенства руки растягивают ремешки щитков. Фред тихонько подходит и останавливается напротив, опираясь локтем на шкафчики: - Что это было? - Вуд не смотрит в хитрые насмешливые глаза. Он слишком выдохся, слишком устал и в животе что-то противно ноет, не говоря уже о постоянно кровоточащей нижней губе, которую он продолжает закусывать. - Мать твою! - щиток летит поверх головы Уизли - Это все твоя вина, чертов придурок! Это был последний бланджер! Куда ты смотрел?!!! - Фред отшатывается, испугавшись кипящей ненависти в глазах такого обычно легкомысленного, беспечного товарища. - Эй-эй... ты что? - но тот не слышит, швыряя в него вторым щитком, третьим. Вытянув руки перед собой, Фред пятится до двери. Выскочив наружу, удивленно оглядывается, слыша грохот внутри. - Чокнутый! Флинт и Малфой, еще не отошли от раздевалки, отлично слыша и грохот и крики. Фред успевает заметить, как Маркус наклоняется к Драко: -
Я же говорил, что он просто недотраханный придурок... ты был прав... он
хочет этого... и он получит… - Малфой облизывает губы, - Я скажу правду...,
- он вдруг становится необычайно срезным, кладет руку на его плечо, -
Я и сам... хочу его, не смотри на меня так... это правда. - Мы сделаем их, Флинт! А ты сделаешь его... будь уверен. *** Три
недели пролетели одним днем. Еще никто и никогда не видел такого Оливера
Вуда. Казалось, он был готов на все, лишь бы выиграть в готовящейся переигровке
со Слизерином. МакГоннагал удалось доказать, что ничья была спорной. И
даже бешенство Снейпа, снявшего с них за первую неделю больше баллов,
чем за весь прошедший месяц, не могло испортить им настроения. Карие с
золотыми искрами глаза горели на побледневшем, истощенном лице капитана,
словно язычки свечей. И пусть Гарри стонал, с трудом передвигаясь по школе,
и даже Фред с Джорджем уставали настолько, что почти перестали разыгрывать
остальных, Оливера было не остановить. Иногда, бессильно раскинувшись
на подушках в гостиной, он вспоминал горячий шепот и презрительный голос
Флинта, непроницаемые черные глаза, так близко от своего лица, когда тот
поцеловал его. И рука само собой тянулась ощупать нижнюю губу, в то время
как смесь ненависти и желания закипала внутри. Три недели Оливер Вуд ненавидел
Маркуса Флинта. И ненависть эта становилась лишь сильнее, всякий раз,
когда он видел черноволосую голову, когда тот отвечал ему презрительной
усмешкой. Он мечтал стереть ее с его лица, бланджером или кулаком, или
чем-нибудь еще…Оливер должен был выиграть. *** Маркус беспокойно ворочался в постели. Завтра был день, которого он ждал долгих три недели. Реванш, который, как ясно намекнул Снейп, Слизерин обязан был взять над Гриффиндором. А он, Маркус Флинт, над Оливером Вудом. «Чертов ублюдок!» - в сотый раз подумал он раздраженно, садясь на кровати. Он мог поклясться, что гриффиндорец, кажется, забыл о пари. Забыл о нем! Маркус и сам не мог понять, почему это его так раздражало. С одной стороны, он должен был радоваться, что если он проиграет завтра… И странная томительная истома, такая знакомая и непонятная, разлилась по его телу. Тогда, даже лучше, если Вуд забудет, что должен… «Мерлин!» - глухо застонал Флинт, зарываясь лицом в подушку, - «Я для него свинья! Грязная слизеринская свинья! Грубая скотина!» Но возбуждение не проходило. Он мог убеждать себя сколько угодно, но все равно, хотел Вуда все больше. С этого поцелуя, с этой улыбки, такой порочной, такой неправильно притягательной: «Ммм…на что поспорим..». Он прокручивал эту фразу в голове снова и снова, находя все новые оттенки в густом, полном вожделения голосе, вспоминая до мельчайших подробностей сладкую улыбку, которая сопровождала эти слова… И его дыхание учащалось, а руки сами тянулись вниз, чтобы сжать возбужденную плоть, погладить ее, перехватить у основания, потянуть вниз и… «Моим, ты будешь моим…В моей постели…Мм…оттрахаю, Мерлин, как я оттрахаю тебя…Буду брать тебя снова и снова…И заставлю кричать…имя, мое имя…» - Лиииф…. - тихо прошипел он, кончая, сжимая кулак с такой силой, что ногти впивались в ладонь. В его голове пульсировало: «Тварь…Слизеринская мразь! Лучше дементора…» Пылая от стыда, Маркус Флинт, который раз мысленно поклялся, что никогда не унизится перед Оливером Вудом. Он должен выиграть завтра. Обязан. *** Зависнув над воротами, Флинт оглядывается, ища глазами Малфоя. тусклое солнце спрятано за сиреневыми тучами, низко висящими над полем. В голову лезут дурацкие мысли о том, что будет дождь. «Смотри за игрой, дебил!» - одергивает он себя. У Слизерина и Гриффиндора поровну очков. И он четко понимает, какой ценой возможна победа. Судя по бледному, искаженному гримасой ярости лицу Вуда, тот также отчаянно хочет победить. Маркус ежится, позволяя себе на минуту отвлечься, вспоминая, какими скандалами ознаменовалась последняя неделя перед матчем. Тогда Вуд довел всю свою команду. Нырнув вниз, Маркус направляется к центру поля. Найдя взглядом Поттера, облегченно вздыхает, видя, что тот все еще ищет снитч, да и Малфой уверенно сидит у того на хвосте. «Только поймай! И у них не будет шансов!» - думает он. Оливера
трясет. Погода сводит его с ума! И не только она. Кажется, за последние
двадцать четыре часа Гарри напрочь лишился своих феноменальных способностей.
Он просто не видит снитч! «Дьявол!» - Оливер оборачивается вовремя, чтобы
поймать пристальный взгляд Анджелины, указывающий куда-то вверх. «Мерлин!
Да Деррек же совсем открыт!». Больше не раздумывая, он бросается к защитнику
слизеринцев, ловко закручивая бланджер на ходу. Анджелина следует за ним
сверху. Фигура Флинта мелькает где-то снизу, и прежде чем капитан слизеринцев
разгадывает маневр, Деррек уже летит вбок пытаясь удержать равновесие,
а загонщица Гриффиндора уверено посылает кваффл в кольцо. Гриффиндорские
трибуны вопят так громко, что почти не слышно свистка мадам Хуч, означающего
конец игры. - Как …это… *** Сверху поле похоже на огромный улей, полный желто-красных полосатых пчел. На поле весь Гриффиндор, и по половине всех факультетов, кроме застывшего на трибуне Слизерина. Все еще парящие в воздухе, Флинт и Вуд смотрят друг на друга. Флинт грязно ругается, но затем умолкает... Вуд улыбается. - Тебе смешно? - Маркус хочет, по привычке, добавить очередное оскорбление, но почему-то сдерживается. - Мы вас сделали! - Оливер разрывается от желания кричать и обнимать всех, кто вокруг. «Потрясающе! Великолепно!» Он бы многое отдал, чтобы вновь увидеть лица Флинта и Малфоя, когда кваффл влетел в кольцо. Боже, он обожает Анджелину! Не глядя на злющего Флинта, спрыгивает на землю и несется к их лучшей охотнице: - Анджелина!!! Ты великолепна! Я тебя обожаю!!!! Флинт приземляется с несвойственной ему медлительностью и отворачивается от подошедших Боула, Деррека и особенно, от Малфоя: - Кретин, - шепчет сквозь зубы, отмахиваясь от него. -Я не виноват, это Поттер... Марк, - Малфой действительно чувствует себя неловко, оглядываясь на ликующих гриффиндорцев и встречаясь взглядом с мрачным как туча Снейпом. Флинта профессор не удостаивает даже взглядом. Маркус сбрасывает перчатки, накидку и уходит, даже не дождавшись, когда соберется вся команда. Оливер вне себя от счастья! Они так усердно тренировались и эта победа - его личная победа! Сколько всего пришлось сделать... Он дважды чуть не подрался с Уизли, ругался с загонщиками, извинялся перед Гарри... Но это все ерунда. Его сердце, казалось, выпрыгнет в тот момент, когда прокричали: «Гриффидор выигрывает!» Для полного счастья не хватало... -
Хм... - он поискал глазами Флинта и Малфоя. - Ну, кто теперь трус? Признать
поражение слабо? - когда подошла МакГоннагал, весь его мир вновь сконцентрировался
на поздравлениях. - Как же пари... Марк? Ты ведь проиграл... ему - Флинт краснеет от гнева, видно, что ему нестерпимо хочется ударить его, но он этого не делает: - Ты что пришел издеваться надо мной? - он говорит сквозь зубы очень тихо, старясь скрыть дрожь в теле, отдергивает руку и отходит от Драко на пару шагов. - Это его проблема... да его... нечего так смотреть... он выиграл... В эту минуту ему кажется, что он вот-вот расплачется, хотя он не мог бы сказать, когда вообще в последний раз вспоминал, что люди способны на такие смехотворные слабости. - Господи, спасибо, Профессор! - Старая ведьма поцеловала его. Еще бы! Кубок теперь наверняка достанется им. Вряд ли Пуффендуй окажет серьезное сопротивление. Осталось только отдохнуть сегодня, а потом пара тренировок и его имя впишут в скрижали Хогвартса! «Мерлин! Я почти счастлив»- Оливер задумался на секунду. Чего-то не хватало... как - будто что-то важное было упущено. Подошедшая Эрика из Когтеврана откровенно поцеловала его, и все остальные мысли исчезли. «Да-да...вот этого ..не хватало...» *** В небольшом зале «Трех метел» жарко и душно. Собрался весь Хогвартс. Почти весь, кроме серебристо-зеленых затворников подземелий. Флинт и Малфой одеты в черные мантии, эмблемы их факультета невероятно диссонируют с теплыми цвета нарядно украшенной таверны. В большом зале, Маркус без труда перехватывает взглядом копну шоколадно-медовых волос. Вуд сидит в самом центре, за широким столом, рядом с ним, глупо улыбаясь, отчаянно прижимается какая-то блондинка. Маркус скрипит зубами и бледнеет еще больше, едва сдерживаясь, чтобы не повернуться и не уйти. Он прекрасно представляет, через что ему сейчас придется пройти. Но пари было засвидетельствовано. И его гордость просто не позволит ему обмануть их. Как бы сильно не хотелось. Драко зовет его за соседний стол, где они собираются подождать Деррека, сорвавшегося сегодня с метлы, еще не вернувшегося от Помфри. - Посмотри на них, Марк! - ухмыляется Малфой. Его глаза до странно неподвижны, полны странного ледяного блеска. - Стадо грязнокровок…. Ничего. Мы еще заставим их пожалеть. И не обязательно на квиддитчском поле. *** Маркус не хочет думать о словах Драко, не хочет быть здесь и уж точно не хочет видеть горячие поцелуи, которыми одаряет Вуда блондинка. «Ненавижу!» - повторяет он про себя в который раз. Все бесполезно. Он знает точно, что едва Вуд окажется рядом, возбуждение станет непереносимым. Через полчаса мучений, наконец, появляется Деррек, и втроем они направляются к столу Вуда. Флинт ни о чем не думает. Он почти не дышит. Сидящие за столом гриффиндорцы удивленно умолкают. Вуд поднимает голову: - Ха! Флинт!- он улыбается самой язвительной улыбкой, на которую он только способен. - Что привело тебя сюда?- медленно встает и поворачивается к столу - Прошу внимания! Это, если кто не знает, Маркус «Неумеха» Флинт! Капитан веселых зеленых слизняков, так великолепно проигравших сегодня! - вновь поворачивается к бледному до синевы Флинту и зло шепчет: - Какого хрена тебе здесь надо, придурок? Малфой с неожиданным проворством встревает между ними: - Ты что-то запамятовал, Вуд? А Деррек, ты как думаешь? - тот согласно кивает, Флинт молчит, глядя на Оливера в упор. Драко продолжает: - Э-ээ-э... надо бы сказать правду... пусть все... - Вуд вдруг понимает, в чем дело и, вскочив из-за стола, хватает Малфоя за плечо и бесцеремонно отволакивает подальше от стола, Флинт вмешивается, заставляя Оливера отпустить его: - Оставь его. Драко поправляет мантию и улыбается Дерекку, и они оба отходят от них. Почти весь Гриффиндор напряженно наблюдает за ними, ожидая драки. Вуд смотрит на Маркуса с вызовом: - Пришел разборки устраивать?... Да, что от тебя еще ждать, от такой грубой скотины... Маггловский мордобой, это как раз… Тот внезапно хватает его за руку и притягивает к себе: - Ты знаешь, о чем я... если станешь отказываться, я расскажу... все подтвердят, даже если Уизли... понимаешь меня?... Не очень-то красиво для такого... как ты, счастливчика, правда, Лив? Так как? «Мать твою! Пари! Мерлин, я забыл про эту хрень, на которую он вынудил меня!» - вырвав руку, Оливер отшатывается назад, с выражением крайней брезгливости на лице: - Заткнись, дрянь!- внутри все закипает. Ему кажется, что ненависть, которая обожгла его на поле три недели назад, возвращается с удвоенной силой. И маггловский мордобой он готов устроить сам... Лишь бы избавиться от ноющего спазма где-то внизу живота. «Что это за хрень!»: - Хорошо, - он делает глубокий вздох.- Не здесь. Карие с золотом глазам на минуту обращаются к стройной фигурке девушки, сидевшей рядом с ним, потом на злобное лицо Малфоя, и, наконец, на застывшего в ожидании Флинта: - Выйдем. На улице дождь, настоящий ливень: они останавливаются на ступеньках. Флинт, не замечая ничего вокруг, глядит, как капли воды струятся по лицу Вуда. Оливер кажется ужасно растерянным и беззащитным. Хочется обнять, укрыть от проливного дождя, но он не шевелится, ожидая продолжения... - Черт!- пачка сигарет выскальзывает из мокрых пальцев, и Вуд почти роняет ее. Достав сигарету, прикуривает и делает глубокую затяжку. Он почти не курит - только, если сильно нервничает. А это бывает, когда они проигрывают или если рядом девушка. Но сегодня они выиграли... А рядом... Волна стыда накрывает его с головой. Он вспоминает обо всех вещах, что они сказали друг другу, и тягучее напряжение в паху становится невыносимым: - Насчет и пари…- Флинт похож на мокрого пса - волосы прилипли ко лбу, почти скрыли темные глаза, которые, кажется, следят за каждым его движением, запечатлевая, запоминая. Оливеру становится неуютно: - Ты свободен. То есть... мне ничего не нужно. Проваливай, - бросив сигарету, он поворачивается, чтобы уйти. - Постой! - Маркус хватает его за руку чуть выше локтя и сжимает до боли. - Вуд... неужели ты... такое ничтожество, что не можешь... - убирает мокрые волосы со лба и неожиданно, обхватив его другой рукой, прижимает к себе и целует - очень напористо, кусая губы и втягивая его язык в свой рот. Вуд от растерянности не сопротивляется, положив руки ему на плечи.- Пойдем со мной... тебе понравится, - Флинт опускает руки, освобождая гриффиндорца. Горячие губы на его губах, и жесткий поцелуй, совсем не такой, как у Эрики и других... И ...Черт, он чувствует, как сильно у него стоит. Железные мышцы под его руками трепещут, как натянутая нить. Оливер никогда не видел ничего подобного - сила и слабость одновременно. Это безумно... возбуждает. «Но Флинт... Это Флинт!»: - Нет...- тяжело дышит, чувствуя, как нестерпимо горят щеки. «Зачем ему это? Пари? Глупо… идиотизм». - Зачем? Я же сказал…- он пытается отодвинуться от сильного, гибкого тела, стоящего так близко. Неправильно близко. Флинт опускает голову и смотрит на рассыпающийся горох капель на ступеньках. - Это было... больше, чем пари... для меня... я хочу тебя... - он готов схватить его руку и прижать к низу живота - доказать, заставить Вуда почувствовать, что он говорит правду. - Просто пойдем со мной... Если ты передумаешь... ты сможешь уйти... Я не стану настаивать... Вот момент истины. Момент, который ждет каждый, у кого есть соперник, враг, равный... Он знает, что Фред, Джордж, да тот же Гарри - дорого бы отдали, чтобы быть сейчас на его месте - наслаждаться унижением врага. Но Оливер растерян. Он хотел обыграть Флинта, набить ему морду, заставить бесится от осознания его превосходства. Оливер хотел быть лучшим капитаном... Но... это другое, это пульсирует у него между ног, отзывается где-то внутри, зовет и приказывает добить Флинта. Закрепить успех, утвердить иерархию. Всего лишь самцы... «Что делать?» Он никогда не был с мужчиной, никогда не хотел мужчину... Пока не встретил Маркуса Флинта, равного, сильного, твердого... «Мерлин!»: - Черт... Какого хрена... Но учти, Флинт, если это ловушка... - внезапно к Оливеру приходит четкое понимание своей силы. Он хватает его за плечо и притягивает к себе, глядя в затуманившиеся глаза. - Я тебя по стенке размажу, клянусь Годриком... - Да... - Маркус не знает, с чем он соглашается, вдыхая едва уловимый запах мокрых волос Вуда и горячей кожи. Угрожая ему, тот краснеет, точно не уверенный в силе своих слов.- Мы... я знаю, куда мы можем пойти... - они и так уже вымокли насквозь. Холодный осенний вечер и дождь… не самое лучшее время для первого свидания. - В... «Кабаньей голове» есть... комнаты... - он вдруг ощущает себя страшно неловко, предлагая Вуду отправиться в это убогое заведение, все кажется таким неправильным, напрасным... впрочем, Маркус хочет его так сильно, что согласился бы и на еще худшие условия. - Пойдем... Дождь хлещет безжалостно. По голове, плечам. Они тонут в лужах, но идут, молча. Оливер пытается разобраться в своих чувствах, эмоциях которые вращаются внутри, взрываясь как маленькие фейерверки. Перед его глазами мокрый затылок Флинта и странная мысль о том, что он очень правильной формы, пульсирует в его мозгу. Маркус первым поднимается по лестнице и первым входит в комнату. Он ни разу не повернулся, чтобы взглянуть на своего спутника, и внутри, в небольшом помещении так темно, что с двух шагов они не смогут разглядеть лица друг друга. Вуд протягивает руку к светильнику, но слизеринец останавливает его, больше всего на свете сейчас он боится взглянуть в эти карие глаза, смотревшие на него с таким презрением еще четверть часа назад: - Только не свет... не надо... Оливер понятия не имеет, что делает здесь. Нелепая, грязная гостиница. И в «Метлах» его ждут друзья, Эрика... Но ноги сами несут его вслед за Флинтом, а глаза по своей собственной воле гладят прямую, гордую спину перед ним. «К-кретин» - повторяет он, словно щипая себя за лодыжку, словно верит, будто это вернет его в чувство. Но не получается: ни оторвать взгляда, не развернуться. И он понятия не имеет, что делать дальше. Пара поцелуев... и, может, Флинт испугается. И тогда ничего не будет. Тогда он сможет уйти. Сможет заставить себя… Маркуса охватывает смятение. Гриффиндорец ведет себя слишком сдержано, слишком отстраненно. Что если он вообще не хочет его? Мерлин, каким же тогда идиотом он, должно быть, выглядит в его глазах! Никто и представить не мог, что капитан команды Слизерина станет вести себя как продажная девка... Еще никогда он не был в такой дурацкой ситуации... Как много теперь зависит от Оливера? Ведь это не он выиграл пари. «О, если бы все было наоборот...» Он должен хотя бы знать это... Набраться смелости, чтобы спросить ... Но до чего же глупо в темноте, в которой он чувствует рядом его дыхание, звучит это голос, это вопрос: - Ты... хочешь, Лив? Оливер отступает на шаг, дернувшись как от удара. «Мерлин, что он хочет? Вот так спрашивать...» И странная, серебряная невинность, звякнувшая в голосе Маркуса сбивает его с толку. И это сбивчивое дыхание, словно тот стихи декламирует... и слабость... «Мерлин, слабость…» Оливера бросает в жар, внутри все пульсирует, набирая силу, как заколдованное. Он сам, точно зачарованный, скользит рукой по твердой груди и слышит резкий, как свист ленты, вдох. Этого слишком много. Всего слишком много: - Не знаю... Неожиданный ответ ничем не лучше пощечины. Вуду стоило бы ударить его, но только не отвечать так. Теперь Маркус едва справляется с собой, слишком противоречивые чувства борются в нем - с минуту он уверен, что тот просто наслаждается его унижением... «Но нет… Не может быть, к чему это?» У его триумфа нет свидетелей, все, что происходит, останется только между ними, навсегда: - Подойди... - говорить громче не получается, и он сам едва слышит себя. Если бы Оливеру сказали... «Какой бред...». Его трясет, словно в лихорадке. Вот он, стоит рядом, горячий и покорный, и чужой и незнакомый. И Флинт. Так вот каков Маркус Флинт. Оливера охватывает отчаянное смущение. Словно, он видит этого парня впервые. И в первый же вечер идет с ним в грязные комнаты, просто потому, что не может иначе, или же накинется на него прямо на улице.. «Накинется? Мерлин...» Оливер подходит ближе, едва держась на ногах, дрожит, боится пошевелиться. А вдруг - разобьется, развеется сладкий дурман, окутавший его разум и он увидит... увидит... И чьи-то руки на его лице... - Что…- пустой, судорожный вздох, -...ооо... - Ведь ты хочешь... - теперь Маркус не сомневается хотя бы в этом. Тело не может лгать, это гибкое стройное тело, напряженное и натянутое как струна. Рука опускается ниже, соскальзывает на бедро, сквозь слои одежды ладонь ощущает выступающую косточку и это прикосновение, обнажающее всю удивительную хрупкость Вуда, опьяняет, не меньше, чем его эрекция: - Ты в первый... раз... я... - он хочет извиниться за нелепый неуместный вопрос, который можно было бы задать девушке, но… Слова не идут с языка, ему просто хочется обнимать это тело, наполнить им руки, припасть губами к маленькой впадинке между ключицами... Оливер с трудом фокусирует взгляд на темной фигуре напротив: - А-а..ты? - это так глупо. Просто ответить. «Сказать, что, нет, я никогда не спал с парнями, даже не думал, не знал, что это может быть так…» Но когда сильная рука ложиться на его шею, он уже не сопротивляется чему-то тугому и сжимающемуся внутри, пульсирующему в такт трепещущему дыханию: вдох-выдох-вдох-вд-дох… - Мммм - Да..я... - Маркус прижимается губами к его шее, нежная кожа еще влажная от дождя, он почти не может в это поверить, в страшную покорность, в простоту с которой Вуд готов уступить ему, но в голове почему-то, то и дело, всплывают подробности их пари, и мысль о том, что победа досталась не ему и он не смеет, не должен, - У меня... был опыт... - нет ничего бессмысленнее этих слов. Невозможно придумать и почему именно сейчас его тянет хвастаться своими победами... Сейчас, когда ничто не имеет значения, когда по иронии судьбы он не имеет даже права раздеть его, пока Оливер сам не позволит, - Ты... я бы... мог снять с тебя все, что... Мягкие, горячие губы - это хорошо, и ласковые, большие ласковые руки, и трепет и осторожность, с которой к нему прикасаются широкие ладони, как будто поглаживают маленькое животное... как будто щупают хрустальную ножку фужера… И что-то еще на задворках сознания. Он никогда не был поэтом, никогда не любил все это. И секс, наверное, должен быть похож на те самые скользкие поцелуи и быстрые, хаотичные движения, под чьи-то короткие вскрики. Но сейчас… ему кажется, что время капает по капле... медленно, как дождь за окном. И самый легкий шелест чужого, сдавленного выдоха у его шеи заставляет его кожу покрыться мурашками. Короткие, неуверенно сказанные слова врезаются в сознание: - Ч-что? - и где-то изнутри поднимается что-то. «И это неправильно... неправильно…Пари…» - Я нет... я… - слабая попытка отстраниться, вырваться из его рук. Маркус удерживает его почти насильно, как птицу стремящуюся выпорхнуть на волю: - Нет... нет... Лив, не торопись... я сделаю... - он заикается, смущенный тем, что вот-вот готов произнести. «Никогда прежде, ни с кем...», - буду делать.... все, что ты захочешь... только скажи мне... пожалуйста...- ему нужно слишком много усилий, чтобы сдерживать себя, чтобы не сорвать с Оливера одежду и не овладеть им немедля, заставив его встать на колени на постели. Втайне Маркус жалеет, что это невозможно, представляя Вуда обнаженного и выгибающегося при каждом жестком движении, Мерлин! «Он же девственник...» Он должен знать, что тот хочет, должен быть терпеливым, возможно даже более терпеливым, чем с женщиной: - Скажи мне. Это так странно. Видеть, как блестят в темноте непроницаемые, словно отражающие свет глаза. И это шепот, нет стон, мольба. Оливер не дергается больше, просто смотрит огромными глазами, полными чего-то невыносимо сладкого. И жесткая хватка рук даже приятна, они так правильно держат, именно в тех местах, где нужно. Не на запястьях, не на локтях. И это ласковое... нежное... неуверенное, но такое отчаянное «Лив». «...Маркус ...Флинт...Маркус». - Я хочу...- он нетерпеливо облизывается, - Поцелуй меня! - ласковые ладони вновь возвращаются, чтобы разжечь, чтобы вырвать из него болезненный стон, который проглотят настойчивые губы. И власть... Он отдает. Но чувствует свою власть. «Свою». У него вырывается протяжный, так напоминающий крик раненого зверя, стон, прежде чем Маркус осознает, что больше ничто не мешает ему узнать каковы на вкус эти губы, раньше они казались такими невыносимо надменными, холодными, а сейчас при каждом вздохе он ощущает огонь, которым они пропитаны, огонь, кипящий в крови у них обоих. Поцелуй длится бесконечно долго, пока они прижимаются друг к другу, с такой страстью как будто стремятся стать одним целым. Он мог быть целовать его бесконечно. Ему нужен он весь - Оливер Вуд, каждая клетка его тела, каждый стон и капля его семени, все, что может дать ему это тело, от которого исходит дурманящий терпкий запах. - Ты будешь... моим... да? Слишком резкие ощущения и боль, как отголосок сильнейшего наслаждения, где-то там, где острые зубы касаются мягкости губ. И теснота приятно давит на грудь, в цепях яростных рук, шелестящих вниз, куда-то к бедрам, к ягодицам. Никто и никогда так не трогал Оливера. Так требовательно. Он задыхается, ломится от эмоций, готов расколоться, как переполненный огнем хрусталь. В его власти все, и хрип в этом голосе, Оливер запомнит его, и стоны и просьбы, такие наивные, требующие доказательств. «Какие могут быть клятвы?» Лишь мимолетные обещания, и дикое желание узнать, каково прижиматься к этому телу, чувствовать его вес и силу, испытывать его гибкость и железо мышц. «И если для этого надо…»: - Да… да… сейчас… Еще... Я хочу… Жар удушливой волной подступает к самому горлу, этот поцелуй слишком затянулся, слишком заставил его забыться, Маркус дал себе слово, только ради него, все, что он будет делать... только ради него... и все же на секунду замирает от жгучего страха, боясь кончить. - Я...Лив... раздевайся...- раздевая его, он все еще продолжает просить у него разрешения. Мантия падает на пол к их ногам, сначала Вуда, затем его собственная, пальцы с трудом справляются с застежками и шнуровкой рубашки, Вуд медлит, но затем робко начинает помогать ему освободиться от одежды, он уступил, он дал ему согласие, это значит... Маркус смотрит в его глаза и затем произносит все так же шепотом: - Я могу сделать это? Как если бы... я выиграл пари? - в следующую же минуту он сожалеет об этих словах, это была ошибка, ужасная непростительная ошибка, кажется он снова задел гордость Вуда. Руки замирают в миллиметре от его груди, и Оливер почти разочарован, готов просить, но… - Что? - это странно. Будто весь жар, пылавший внутри, хлынул куда-то к сердцу, которое исступленно забилось. И стало тяжко, так тяжко, что Оливер перестал понимать, как сказать и что сказать, как объяснить то, что захватило его сейчас, - Ф-флинт? Мерлин! И он не сдерживается, легко касается волос Маркуса, когда его едва освещенное лицо искажает гримаса. Оливеру стыдно. Как будто он сказал что-то неподобающее, богохульство. Как будто грязью облил такую искреннюю надежду, с которой были произнесены слова. Томительно. Через силу. Как последний шаг перед окончательной капитуляцией: - Я не знаю… - он тихо вздыхает и отворачивается. Это не ложь. Это правда. Какой бы она ни была. И, наверное, придется заставить себя уйти. Потому что, он не хочет, чтобы Маркус думал, будто... Что он сам... - Лив! - Флинт хватается за него, уже не задумываясь, так ли правильно он поступает. Это его единственный шанс, больше он не сможет, не осмелится подойти к нему, - Все, что угодно... только не уходи... я же сказал, все будет так, как ты хочешь... прости меня... Каждая последующая фраза оказывается глупее предыдущей, но это уже не имеет значения, когда он опускается на колени, а Оливер, уступая его жадным ласкам, стонет, держа в руках его голову... Похоже, он безумно смущен, пытается закрыться от языка легонько касающегося розоватой, гладкой головки его члена... «У него потрясающая задница и потрясающий член» - эти шальные мысли переполняют сознание Маркуса. Когда все так быстро случилось? Когда сменились их роли? Они словно огромные кошки, кувыркающиеся на траве. То один сверху, то другой. То… - О-оохх Мерл...Мар...еще...не-нет...не останавливайся… прошу, - Маркус прижимает его к стене, жадно цепляется за его бедра, и лижет... «Мерлин... лижет и целует его там…» И от дикой непристойности, от сладости ласки голова трещит, словно что-то взрывается внутри. И затылок стучит о шершавую поверхность старых обоев, когда он мотает головой, слепо нащупывая голову внизу, тянет ее ближе… «Ближе»! - Возьми… ну возьми же...- Оливер хнычет, жалко, низко странными... нечеловеческим звуками. «Наконец»…Он умоляет, он больше не стыдится своих желаний, себя, их внезапной одержимости... И у Флинта кружится голова, когда горячее тело падает в его руки, когда он касается напряженных мышц спины, укладывая Вуда на постель. Чудесное тело, такое вожделенное. Маркус не успевает прошептать, чтобы тот раздвинул ноги, Оливер делает это чуть раньше и от одного вида этого послушно распахнутого для него тела все внутри переворачивается, желание так сильно, что граничит с болью. «Я не должен... ведь у него это впервые»… Он наклоняется к нему, совсем близко, целует его в губы: - Это немного больно, - он лжет, пытаясь заставить Оливера отвлечься от необычных прикосновений смазанной слюной головки к сжатому кольцу мышц между его ягодицами, - совсем немного, - это тоже ложь, он отлично знает, что боль будет сильной, что тот попытается вырваться, но не сможет. - Просто позволь мне войти, расслабься... Лив… «Много...слишком много...всего» Тяжести, которая мешает дышать, языка, горячего и скользкого, сладкого, настолько что, хочется укусить. Его тело заливается краской, когда где-то в закоулке взбесившегося разума мелькает мысль о том, где он только что был, что трогал... И плоти много, она скользит мимо. «Неправильно! Не так. Во мне. В меня» Хочется зацепиться, прижаться и не отпускать. А когда он просит, Маркус... Маркус просит, резко шепчет что-то, дышит, так часто, открытым ртом. Откройся... Откройся… Он открыт, распахнут, пальцы вцепились в покрывала, ноги прижимаются к опускающимся на него бедрам и мышцы почти ватные. Он открыт: - Оохх, Маркус! - позвоночник Оливера сам по себе угадывает нужный угол, выгибаясь в нужную дугу. - Мерлин!...Какой же ты узкий... - внутри там, куда осторожно дюйм за дюймом проникает его твердая плоть, слишком горячо и тесно, он, не отрываясь, смотрит на Оливера, в расширившихся от неожиданной боли глазах удивление и обида, надо отвернуться, не видеть их, эти прекрасные упрямые глаза, в которых столько упрека. Ему приходится силой удерживать его бедра, когда тело начинается сжиматься и биться под ним, инстинктивно защищаясь от непрекращающегося вторжения. - Я уже в тебе, мой сладкий... Лив, ты самый красивый... я хочу тебя... хочу видеть, как ты кончаешь... кричи... не сдерживайся... Ааах! - и захлебнувшись криком, Оливер дергается на постели, рвется и беснуется под сильным телом. Боль, острая, неимоверная, невыносимая. Паника и ужас, и… «Не может быть»... «Почему?» И Маркус… Он же обещал, что будет хорошо, что будет сладко... И вдруг молниеносно....слаааадко... Его тело резко дергается, он почти садится, стараясь прислониться к стене, из горла развеется тягучий болезненный стон: -Ааахмммм...- такое ощущение, что он разлетается на куски, что кожи больше нет, и плоть, мышцы слетают с его костей, сметенные взрывной волной. Только легкость, и тянущая боль; что-то тугое рвется, горит и зудит внутри: - Мало, мало! - вцепившись руками, опять выгнуться, захрипеть, захлебнуться слюной и рваться к нему, к нему... «Ближе»! - Марк!!!!! Он приподнимает его бедра, не сводя с него глаз, каждую секунду на лице Оливера вспыхивает румянец. Пальцы Маркуса трогают, пощипывают затвердевшие соски, он знает - это заставит его сосредоточиться на новых ощущениях, забыть о давлении внутри, о боли все еще задерживающей разрядку... И снова он приподнимает его бедра, вынуждая Оливера впустить его еще глубже, глаза того поблескивают от слез, но дыхание становится все более прерывистым, предупреждающим о близости оргазма. Маркусу невыносимо хочется кончить, но Вуд внезапно вскрикивает, изгибаясь так сильно, словно по его телу проходит электрический ток... - Я больше... не могу...- у него нет сил договорить, предупредить Оливера, и это уже ничего не может изменить, - он изливается очень глубоко внутри, в пульсирующем и продолжающем сжимать проходе, не пытаясь выйти сразу, пока член Вуда, подрагивая на его ладони, выбрасывает прозрачную струю семени. - Лив... скажи мне, что ты... скажи, я хочу... - Маркус не знает, о чем хотел бы попросить его и нужно ли просить о чем-либо, сейчас, когда можно просто прижаться к нему и прислушиваться к ритмичному бурному стуку его сердца... такому близкому и такому сладкому. Боль, крик, горячо и мокро внутри. Пощипывает и саднит. И … это прекраснее, чем Оливер мог подумать, пусть он не думал, не предполагал, никогда не смог угадать. Одурев от ощущений, видит лишь сиреневые круги перед глазами, чувствует липкость на животе, и тяжесть на себе, сопровождающуюся солоноватым мускусным запахом. Его запахом. Их запахом. Горячие губы о чем-то просят, язык скользит вверх до самого подбородка, пока он хрипит, выталкивая горячий воздух из легких. Оливер не слышит и не понимает, не разбирает слов из-за гула в ушах, похожего на свист ветра, когда ты несешься вниз, на огромной высоте. Ничего не соображая, он поднимает дрожащую руку и кладет ее на вздрагивающую спину. - Ты мог бы оставаться со мной, - Маркус понимает, что не должен говорить такие вещи. Пари окончено, все окончено, нет больше смысла так унижаться, если уж ему довелось остаться победителем. Но что будет, если завтра, если Вуд снова посмотрит на него с презрением? - Со мной... мы можем встречаться хотя бы иногда... Лив... если... конечно, ты хочешь этого... - он делает особый акцент на слове «ты» и ждет ответа, затаив дыхание. Оливеру никогда не было так хорошо. Сладостное покалывание разливается по телу. От этого тепла, сильного, потного, влажного. От этого существа, поглощающего его, накрывающего его, как гигантская львиная шкура. Соль на губах и сухость во рту. Глухой голос полон страха, отчаяния и его триумфа. Уйти сейчас, вернуться в башню, принять душ и завтра снова летать, смотреть в небо, принимать поздравления и тренироваться? И целовать... целовать эти искусанные губы. Эти. «Теперь только эти». Ужас сковывает все внутри. Оливеру кажется, что он хрустит, когда дышит: - З-зачем? - это все на что способен его оледеневший язык. Я ... не знаю... - в словах Маркуса проскальзывает глухое отчаяние,- все будет так, как ты хочешь, я обещал... И ему кажется,
что это правильно... наверное, самое лучше, что он был способен сделать,
и ни о чем больше не должен жалеть. The End |