Три дня твоей жизниАвтор: Ки-чен Бета: M.Slade Фэндом: Yami No Matsuei Рейтинг: NC-17 Жанр: romance/angst Саммари: Цузуки пытается
разыскать Мураки, но единственный, кто может вывести на него - это Ория
Мибу. Однако тот назначает свою цену... Предупреждение: 1. Самураи, как известно, носили два меча: длинный и короткий. Длинный (катана) служит для убийства. Короткий (вакидзаси) - помимо всего прочего, для самоубийства (харакири, точнее: сэппуку). 2. Исчезающая татуировка - не выдумка, а реальность. Однако в настоящее время больше не осталось мастеров, способных ее нанести. Создание большой татуировки, действительно, занимает не меньше года. 3. Полюбоваться садом камней
Рёандзи можно по этому адресу: http://www.orientalarchitecture.com/chungnam/i_champanindex.htm
(Выбрать: Japan - Kyoto - Ryoan-ji Temple). Там же имеется и подробная
карта Киото. Дом Ории Мибу расположен к югу от квартала Гион, рядом с
храмом Вакамия. Дисклеймер: Все права
принадлежат не мне. У меня - только обязанности. Размещение: с разрешения автора |
|
Verra la
morte e avra i tuoi occhi День четвертый Цузуки просыпается от холода. Холод. И пустота внутри. В комнате светло — и тихо. Сколько же он проспал? И где Ория? Протирая сонные глаза, шинигами озирается по сторонам. Бездумно тянется, чтобы взять листок белой рисовой бумаги, лежащий на полу... и зажмуривается. Он не хочет этого читать. Нет! Но, конечно, читает. Нельзя всю жизнь провести с закрытыми глазами...
Я послал вчера письмо Мураки. И получил ответ. Он будет ждать тебя сегодня весь день в Наре, в храме Тодайдзи. Думаю, ты без труда сумеешь его отыскать. И помни — ты свободен!»
Цузуки закрывает глаза. Ну почему нельзя вот так и прожить всю жизнь? Темнота столь прекрасна... ...Его одежда аккуратной стопкой сложена у постели. Сверху — серебряная птица на кожаном шнурке. Шинигами прячет ее под рубашку. Отчаянное желание — не уходить. Обежать весь этот чертов дом, всегда такой тихий, как гробница, нарушить его тишину, изгнать ее из всех углов своим отчаянным криком... отыскать наконец Орию... Но тут он вспоминает о Марико. О своей клятве. Все это — ради Марико. Ради девочки, которую он обещал спасти. Сейчас нет ничего важнее. Он поможет Марико, а потом... Потом он решит, что делать. Даже встреча с Мураки больше его не пугает. Кажется, это наваждение покинуло его навсегда. Но Ория... Если Ория Мибу надеялся избавиться от него так легко — пусть забудет и думать об этом. У бессмертных шинигами в запасе — целая вечность. И бездна терпения. * * * Он выходит из дома, чувствуя слабость в ногах. Конечно... ничего не ел уже два дня... а вчера — этот безумный секс... Краска приливает к щекам при одном лишь воспоминании. Молчаливая О-сэй открывает ему ворота. Ни о чем не спрашивает. Только — когда шинигами уже готов шагнуть на улицу — вдруг указывает куда-то вперед: — Это за вами, господин. Такси призывно подмигивает фарами. Цузуки с облегчением вваливается внутрь. Как все же хорошо, когда есть, кому позаботиться о тебе... Водитель оборачивается к нему: — На вокзал, да? Или сначала в больницу? Чертов Ори! Подумал обо всем заранее!.. — В больницу, — коротко бросает шинигами, и откидывается на сиденье, погружаясь в мимолетное забытье. * * * Десять минут — и они на месте. Но что за странная суета?.. Две полицейские машины перед входом. Какие-то люди толпятся повсюду, переговариваются возбужденно... Цузуки проходит в холл. Там то же самое — врачи, медсестры... все встревожены, и гул стоит такой, что слов не разобрать... От дурного предчувствия у Цузуки мутится в глазах и начинает сосать под ложечкой. Почему он так уверен, что это как-то связано с ним?.. Уверен. Заметив знакомую медсестру в толпе, он проталкивается к ней. — Скажите... что случилось? И как там Марико? Несколько мгновений она смотрит на него, словно не узнавая. А потом — разражается рыданиями. Из бессвязных всхлипов Цузуки вычленяет только одно: Мертва... Убита... Перерезали горло... ...Но кто? Как? Зачем? Катаной... И оставили меч прямо там, на кровати. В луже крови... Больше она не может сказать ничего. А Цузуки не хочет слушать. Шатаясь, как пьяный, он выходит на улицу. Солнце наотмашь бьет по глазам, и он хватается за дверь, чтобы не упасть. Перерезали горло... катаной... Он не может думать об этом. В мозгу, заслоняя все прочие мысли, бьется фраза из прощального письма Ории: «Ты свободен.» Свободен. Свободен... Но от чего? От безнадежной клятвы, данной Марико? От необходимости вновь оказаться лицом к лицу с Мураки? Кто дал Ории право решать за него?! Кто дал ему право решать это — вот ТАК?.. Цузуки возвращается к машине, падает на сиденье, закрывает глаза. Он должен что-то сделать, немедленно... попытаться понять... может быть... Он поворачивается к таксисту. — У вас есть телефон? Тот хмурит брови. Ему не по душе этот пассажир с воспаленным, безумным взглядом. Но ему хорошо заплатили. И он выполнит то, что приказано. Молча он протягивает мобильник. Тот самый... из дома Ории... Даже номер искать не надо — он уже на дисплее. Цузуки остается только нажать на кнопку. Да, Ория Мибу позаботился обо всем. — Слушаю вас. — В трубке суховатый голос домоправительницы. У Цузуки нет сил на лишние слова. — О-сэй... Я хочу поговорить... с ним... И слышит в ответ то, к чему был уже подсознательно готов. — Мибу-сан уехал на рассвете. В Нару. * * * Ты свободен... Цузуки думает об этих словах, и чем дальше — тем меньше понимает их смысл. Что хотел сказать ему Ория? Разве существует та свобода, о которой он говорил? Люди... одиночества, запертые — каждый в своей клетке. И выхода нет, и нет дверей, и потеряны ключи. Навсегда. Безвозвратно. Свобода... Иллюзия юных. Свободы не дает даже смерть. Теперь Цузуки знает это наверняка. * * * Я сижу на пороге своего дома и слушаю, как идет дождь. Держу на коленях вакидзаси в простых деревянных ножнах, и глажу его. Медленно, размеренными движениями. Так долго, что уже начинает саднить ладонь. Я не могу остановиться. Я глажу свой вакидзаси — и думаю о Цузуки. О-сэй сказала ему, что я в Наре. Он поверит. Он не вернется сюда. И не поедет в Нару — и Мураки не уничтожит его. Я все сделал правильно. Впервые в жизни я все сделал, как надо. Мне жаль эту несчастную девочку, там, в больнице... Когда я увидел ее, такую крохотную и хрупкую во мраке, — то едва не отступился. Рука дрогнула... Но моя катана запела — и вернула мне силу. Запела мне о любви... И я убил. И все же... только ли ради Цузуки я сделал это? Или я хотел оградить себя — от него. Лишить себя всякой надежды на то, что он однажды вернется. Чтобы больше не ждать. Больше никогда ничего не ждать... Не знаю. Все слишком запуталось. Я сижу на пороге, глажу свой вакидзаси — и думаю о любви. И слушаю Doors — диск, подаренный мне Цузуки. Слушаю хриплый, прокуренный голос мертвого Джима Моррисона. People are strange When you’re a stranger... People are strange The End |